Фонтан слез Бахчисарайского
дворца
Свиреп и грозен был хан Крым-Гирей. Никого он не щадил и никого не жалел.
Сильный был хан, но сила его уступала жестокости. К трону пришел кровожадный
Крым-Гирей через горы трупов. Он приказал вырезать всех мальчиков своего
рода, даже самых маленьких, кто был ростом не выше колесной чеки, чтобы
никто не помышлял о власти, пока он, хан, жив.
Когда набеги совершал Крым-Гирей, земля горела, пепел оставался. Никакие
жалобы и слезы не трогали его сердце, он упивался кровью своих жертв. Трепетали
люди, страх бежал впереди имени его.
- Ну и пусть бежит, - говорил хан, - это хорошо, если боятся…
Власть и слава заменяли ему все – и любовь, и ласку, и даже деньги не любил
он так, как славу и власть.
Какой ни есть человек, а без сердца не бывает. Пусть оно каменное, пусть
железное. Постучишь в камень – камень отзовется. Постучишь в железо – железо
прозвенит. А в народе говорили – у Крым-Гирея нет сердца. Вместо шерсти
у него комок шерсти. Постучишь в комок шерсти – какой ответ получишь? Разве
услышишь такое сердце? Оно молчит, не отзывается.
Но приходит закат человека, постарел некогда могучий хан. Ослабело сердце
хана, и вошла в него любовь. И поросшее шерстью сердце стало совсем человеческое.
Голое. Простое.
Однажды в гарем к старому хану привезли невольницу, маленькую худенькую
девочку. Деляре ее звали. Привез ее главный евнух, показал Крым-Гирею,
даже зачмокал от восхищения, расхваливая невольницу.
Деляре не согрела лаской и любовью старого хана, а все равно полюбил ее
Крым-Гирей. И впервые за долгую жизнь свою он почувствовал, что сердце
болеть может, страдать может радоваться может, что сердце – живое.
Недолго прожила Деляре. Зачахла в неволе, как нежный цветок, лишенный солнца.
На закате дней своих любить мужчине очень трудно. От этой любви сердцу
всегда больно. А когда любимая уходит из жизни, сердце плачет кровью. Понял
хан, как трудно бывает человеческому сердцу. Трудно стало великому хану,
как простому человеку.
Вызвал Крым-Гирей мастера иранца Омера и сказал ему:
- Сделай так, чтобы камень через века пронес мое горе, чтобы камень заплакал,
как плачет мужское сердце.
Спросил его мастер:
- Хороша была девушка?
- Мало что знаешь ты об этой женщине, - ответил хан. – Она была молода.
Она была прекрасна, как солнце, изящна, как лань, кротка, как голубь, добра,
как мать, нежна, как утро, ласкова, как дитя. Что скажешь плохого о ней?
Ничего не скажешь, а смерть унесла ее…
Долго слушал Омер и думал: как из камня сделаешь слезу человеческую?
Из камня что выдавишь? – сказал он хану. – Молчит камень. Но если твое
сердце заплакало, заплачет и камень. Если душа в тебе, должна быть душа
и в камне. Ты хочешь слезу свою на камень перенести? Хорошо, я сделаю.
Камень заплачет. Он расскажет и о моем горе. О горе, мастера Омера. Люди
узнают, какими бывают мужские слезы. Я скажу тебе правду. Ты отнял у меня
все, чем душа была жива. Землю родную, семью, имя, честь. Моих слез никто
не видел. Я плакал кровью сердца. Теперь эти слезы увидят. Каменные слезы
увидят. Это будут жгучие слезы мужские. О твоей любви и моей жизни.
На мраморной плите вырезал Омер лепестки цветка, один, другой… А в середине
цветка высек глаз человеческий, из него должна была упасть на грудь камня
тяжелая мужская слеза, чтобы жечь ее день и ночь, не переставая, годы,
века. Чтобы слеза набегала в человеческом глазу и медленно-медленно катилась,
как по щекам и груди, из чашечки в чашечку.
И еще вырезал Омер улитку – символ сомнения. Знал он, что сомнение гложет
душу хана: зачем нужна была ему вся его жизнь – веселье и грусть, любовь
и ненависть, зло и добро, все человеческие чувства.
Стоит до сих пор фонтан и плачет, плачет день и ночь… Так пронес Омер через
века любовь и горе: жизнь и смерть юной Деляре, свои страдания и слезы.
|
|
Оглавление:
|
