Не искал почета, не искал золота; искал правду. Когда увидел – ушла правда,
тогда умер Кемал-бабай.
Сколько лет было Кемал-бабаю, не знали. Думали – сто, может быть, двести.
Он жил так долго, что вся деревня стала родней; он жил так много, что дряхлое
ухо не различало шума жизни, а глаз перестал следить за ее суетой.
Иногда о нем забывали, и только, когда весеннее солнце заливала золотом
лучей вершины Карадага, вспоминали, что он жив.
- Опять идет на гору.
Кемал-бабай шел, чтобы омыть лицо весенней струей из родника.
Навстречу неслись гимны аромата цветов; легкий бриз играл, ласкал землю;
радость бытия наполняла существо.
Кемал-бабай прислушивался к доходящим ощущениям и в них искал себя.
Старый, дряхлый Кемал-бабай, ноги которого еле двигались и руки с трудом
поднимались для молитвы, ты ли тот самый Кемал, который в бурную ночь плыл
между скал к кораблю, чтобы предупредить об опасности. Смелый Кемал, не
боявшийся самым сильным и богатым говорить в лицо слово правды; Кемал,
которого изгнали из девяти стран, ибо, кто говорит правду, того изгоняют
из девяти государств, как потом стал говорить народ.
Катилась жизнь твоя, Кемал, как бурная река, пока не нашел приюта в бедной
деревушке.
Кто знает Коран лучше муллы, кто понимает арабскую книгу, кто побывал в
Мекке и Стамбуле – тот мудрый человек. А мудрого человека не тронут в деревне.
И вот долго живет Кемал под Карадагом, много весен прошло; и каждую весну
идет на гору, к ручью, где делает на дереве зарубку.
Потом сочтет – сколько лет ждал правду на земле. Потому что все ждет ее
чистый духом человек.
Так думал Кемал-бабай, спускаясь в долину, когда вечерняя синева бежала
по склонам вслед за уходящим светом дня.
Так шли годы, много уже зарубок на дубе, до ветвей дошли.
И вот пришло время зноя, какого не знали раньше. Солнце выжгло траву, иссушило
лист; вымерли ручьи; воздух жег дыхание.
Молились в мечети; спрашивали Кемал-бабая:
- Что будет?
- Покажется месяц, пойдет дождь, землю зальет. Горе будет.
Ждали люди. Сверкнул серебряный серп и на безоблачном небе, - не похоже
было на дождь.
- Плохой пророк Кемал-бабай.
Но за ночь набежавшие тучи потушили огни звезд, блеснула разгневанная молния,
загрохотал перекатом по горам гром; понеслись по земле странные голоса
и диким ревом загудел ливень. Не было еще такого.
- Правду сказал Кемал-бабай!
Испугались люди. – Горе будет, сказал
И настал ужас.
Хлынул на деревню бешеный поток с гор и унес в море всех, кто не успел
бежать. Обезумел богатый Велли. Клялся все вернуть, что отнял у соседа,
- и дом и сад, если найдется дочь. Старый Муслядин умолял помочь ему, -
все долги простить. И было чистое сердце у них. И вспоминали имя Аллаха,
даже кто никогда не произносил его. Ибо было горе кругом, и не надеялись
на себя.
Молились в мечети, ждали, что скажет Кемал-бабай.
Как в арабской книге читал Кемал-бабай в их сердцах; знал, что думали и,
казалось ему, что стала близка правда.
Вышел на крыльцо, посмотрел туда, где завернулся в облако Карадаг. Чудился
ему свет зеленый, как от чалмы Пророка.
Смотрели люди – не видели.
Прислушался Кемал-бабай. Сверху, с неба ли, с гор, - неслись радостные
голоса.
Слушали люди - не слышали.
А через день там, куда смотрел Кемал-бабай, засверкал солнечный луч.
Прошла беда, пришли в себя люди. Многих не стало. Взяли себе соседи их
землю и благодарили Аллаха, что не их постигла гибель.
Почувствовал Кемал-бабай, что убегает правда и начал корить людей.
Больше всех обидел бедных коктебельский мурзак, больше всех корил его;
запретил деревенским ходить к нему.
А когда некоторые пошли тайком, - отвернулся от них в мечети.
- Кто с вороном пирует, у того не бывает чистого клюва!
Растерялся мурза, не знал, что делать. Достал из сундука кисет с червонцами
и понес ночью Кемал-бабаю.
- Не срами только.
Швырнул червонцы Кемал-бабай.
- Уходи!
Упал мурзак перед стариком на колени, стал просить.
- Скоро умрешь, на всю деревню сделаю поминки, на могиле столб с чалмой
поставлю; много денег дам имамам; скажут имамы: - Кемал-бабай был святой,
Кемал-бабай – азиз. Все сделаю, похвали людям меня.
Понял Кемал-бабай слова мурзака, отвернулся от него. Закипел гневом мурзак,
как ужаленный бросился на старика и начал бить его.
- Скажи, что сделаешь, как я хочу. Или убью тебя.
- Убей, - хрипел Кемал-бабай, переставая дышать.
Пришли на утро люди и увидели, что умирает Кемал-бабай. Ничего не сказал,
что случилось с ним. Знал, что не нужно больше корить мурзака. Знал, что
ночью занемог мурзак и больше жить не будет.
Спросили люди: не надо ли чего и где схоронить его.
- Там, где упадет моя палка.
- Вероятно, бредит старик, - думали.
Но, собрав последние силы, поднялся Кемал-бабай, перешагнул порог, бросил
кверху свою палку, зашатался и испустил дух.
А палка высоко взвилась к небу и полетела на Карадаг. Побежали за ней люди
и нашли ее у ручья. Там и схоронили святого. И, схоронив, сосчитали, сколько
было зарубок на дереве.
- Девяносто девять…
Решили, что было Кемал-бабаю сто лет и сделали сотую.
Настало хорошее время. Горы покрылись зеленой травой. Быстро оправились
тощие стада. Не возвращались на ночлег домой, ночевали в горах, и по ночам
чабаны видели зеленый свет на могиле Кемал-бабая. Посылал мулла проверить,
- сказали, что правда.
- Уже не в самом ли деле азиз Кемал-бабай?
И случились чудеса.
Из Отуз, Коз и Капсихора привозить больных. Многим помогало. Тогда имамы
объявили Кемал-бабая азизом. И немощные стали приходить со всех сторон
Крыма.
Приходят и теперь. Привозят больных из Алушты и Ускюта, из Акмечети и Бахчисарая.
Говорят, всем помогает, кто приходит с чистой душой.
Вся жизнь искал правды Кемал-бабай; кто придет к нему с правдой, тому поможет
он. Потому что Кемал-бабай – азиз, святой.
|
|
Оглавление:
|
